Господь сказал, что в конце одни люди пойдут «в муку вечную», а другие - «в жизнь вечную» (Матфей 25, 46). Но как представить себе вечную муку, и неужели она угодна Богу, Который есть Любовь? (1 Иоанн 4, 16). Евангелие 22го воскресение — на эту тему.
Жили два человека. Один «был богат, одевался в порфиру и виссон, и каждый день пиршествовал блистательно. Был также нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях». Так и проходила их жизнь.
Для богача как будто не существовало Лазаря, и ну было случая, чтобы он хоть что-то подал ему. Лазарь же никогда не питал ни злобы, ни зависти. \Не строил планов передела мира, на мечтал о «раскулачивании» жестокого богача, и даже не надеялся на милостыню с его стороны. Мечты его были строго в пределах его возможностей : он желал лишь «напитаться крошками, падающими со стола богача».
Оба были постоянны в своей жизни. И богатый — в упорном нежелании считать Лазаря за человека, и Лазарь — в своем кротком принятии своего жребияю. Но вот оба умерли.
И там их постигает тоже разная участь, только наоборот : Лазарь «отнесен был Ангелами на лоно Авраамово», а богач оказался «в аде», «в муках». Далее узнаем, что оттуда, где богач, видно то место, где находится Лазарь. Узнаем также, - что люди и там не лишены свободы : они могут говорить, выражать свои чувства и пожелания.
Богач ощущает, куда завели его грехи, и в то же время видит, чего удостоился Лазарь. Но суд Божий для него — ничто : удостоившийся пребывать «на лоне Авраамовом» для него как и прежде, «в струпьях». И он, как будто Лазарь — бессловесное животное, обращается к Аврааму : «Отче Аврааме! Умилосердись надо мною, и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучусь в пламени сем».
Авраам терпеливо и кротко объясняет то, что и так уже всякому ясно : «Чадо, вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страждешь».
И Авраам объясняет богачу еще одну особенность загробного мира : «Между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам на могут, также и оттуда к нам не переходят». Там, в отличие от нынешнего века, уже закрыта возможность деятельно помогать друг другу.
Но говорить не запрещено. И богач продолжает «Так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев : пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения». По отношению к Лазарю все то же : пусть сбегает!...
Но неужели у богача проснулось нечто доброн, забота о брятьях, желание наставить их на благой путь? Увы нет.
Тут же забота о братьях. Тут — косвенное обвинение Бога и оправдание себя : если бы мне в свое время было послано чудесное знамение, я не был бы здесь. А так — я не виноват, и каяться не в чем!
Очевидно дело не только в прожитой жизни, но и в самооценке ее пред Богом. Господь не просто подытоживает наши делаЮ но и дает возможность последнего слова. Богач говорит одно, но мог бы сказать и другое.
Что мешает воскликнуть : «Прости, Лазарь, мое жестокосердие! Помолись за меня, отче Аврааме! Господи, помилуй меня»!
Неужели небожители не стали бы ходатайствовать за него, и неужели Господь не оказал бы милость? Как не отнимается у нас за гробом свобода, так не может иссякнуть и Божественная Любовь.
Значит, в вечную муку идет тот, кто сам отталкивает спасающую Божью руку, кто отвергает всякую очевидность, всякое вразумление от Моисея, пророков и апостолов. И когда, например, видишь, как иной богослов, прижатый прямыми Господними словами (Матфей 25, 46), буквально извиваясь, оспаривает возможность вечных мук, тут-то особенно остро чувствуешь их неизбежность.